Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
11:16
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
11:14
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 25 февраля 2011
У меня дурная слава - мне все предлагают напиться.
(с)
(с)
До счастья осталось 400 километров – в руках, как синиц, схвачено 100 билетов
На поезда, что со всех вокзалов Земли – наперерез- недобитые журавли.
Сядь и сиди, поезд не терпит отлучки– два чемодана с собой – и оба без ручки,
В клетке полно полумёртвых птиц. Нам осталось -без малого- n границ.
Вот и на память – ворох листов и конвертов.
Знаешь, я верил –
до счастья всего
n километров .
Только бывает и так –
в сводке ночной новостей:
«Теракт. Поезд сошёл с путей».
(с) Юля Стэп
На поезда, что со всех вокзалов Земли – наперерез- недобитые журавли.
Сядь и сиди, поезд не терпит отлучки– два чемодана с собой – и оба без ручки,
В клетке полно полумёртвых птиц. Нам осталось -без малого- n границ.
Вот и на память – ворох листов и конвертов.
Знаешь, я верил –
до счастья всего
n километров .
Только бывает и так –
в сводке ночной новостей:
«Теракт. Поезд сошёл с путей».
(с) Юля Стэп
Поздравляю, ты, наверное, долго и упорно работал, чтобы стать таким козлом.
Иногда узость твоей мысли настолько детальна, что почти всеобъемлющая.
- Может спросим о своей судьбе.
- Нет, я пас. Настоящее - это уже страшно.
- У тебя ведь нет планов на сегодня?
- Вообще то я собиралась пойти в соседний квартал посчитать трещины в асфальте.
Я не сдамся! Я буду лежать на диване, пока ситуация не изменится.
Из цветок венок сплету я,
В нём и удавлюсь.
- Я на секундочку.
- Одолжить тебе мой секундомер?
Ура-ура! Вперёд-вперёд!
Неважно кто победит,
Всё равно он когда-нибудь умрет!
- Давайте прямо сейчас осуществим мечту Дарьи!
- Эту ту, в которой люди на улицах самовозгораются?
- Квин, спустись и объясни нам кое-что!
- Наконец то будут разгаданы все тайны мироздания.
Любое облако немного туча.
Вы не должны стыдиться своего стыда.
- Мы можем поговорить об этом прямо сейчас.
- Ну что ты, я вполне могу подождать до конца жизни.
-Средневековье - это круто!
-Да, воздух был чище, людей поменьше, особенно когда чума стёрла с лица земли до трети населения.
Неглубоким людям-неглубокие могилы.
- я опаздываю на репетицию.
- а когда у тебя репетиция?
- не знаю.
- а как ты понял что опаздываешь?
- я всегда опаздываю.
Нас подвела система. Система - это отстой.
У меня нет заниженной самооценки. У меня заниженная оценка всех остальных.
Иногда узость твоей мысли настолько детальна, что почти всеобъемлющая.
- Может спросим о своей судьбе.
- Нет, я пас. Настоящее - это уже страшно.
- У тебя ведь нет планов на сегодня?
- Вообще то я собиралась пойти в соседний квартал посчитать трещины в асфальте.
Я не сдамся! Я буду лежать на диване, пока ситуация не изменится.
Из цветок венок сплету я,
В нём и удавлюсь.
- Я на секундочку.
- Одолжить тебе мой секундомер?
Ура-ура! Вперёд-вперёд!
Неважно кто победит,
Всё равно он когда-нибудь умрет!
- Давайте прямо сейчас осуществим мечту Дарьи!
- Эту ту, в которой люди на улицах самовозгораются?
- Квин, спустись и объясни нам кое-что!
- Наконец то будут разгаданы все тайны мироздания.
Любое облако немного туча.
Вы не должны стыдиться своего стыда.
- Мы можем поговорить об этом прямо сейчас.
- Ну что ты, я вполне могу подождать до конца жизни.
-Средневековье - это круто!
-Да, воздух был чище, людей поменьше, особенно когда чума стёрла с лица земли до трети населения.
Неглубоким людям-неглубокие могилы.
- я опаздываю на репетицию.
- а когда у тебя репетиция?
- не знаю.
- а как ты понял что опаздываешь?
- я всегда опаздываю.
Нас подвела система. Система - это отстой.
У меня нет заниженной самооценки. У меня заниженная оценка всех остальных.
у меня до сих пор кожа прошлогодним инеем выжжена
и кислород перекрывает зима,
когда ты приходишь и обнимаешь меня сзади
обжигая каждую клеточку и вдыхая в шею запах табака
я растекаюсь как мед по стенкам холодной стекляшки
как-то слишком до дна в тебя попала
и в глазах, в тебе самом потерялась
не могу не смотреть, как ты разворачиваешься и уходишь
так резко и больно уже несколько раз
я по тебе не курю, и даже почти не думаю днем
только губы не врут и не пробуют что-то чужое
я умирала несколько недель, молчала, дышала
в темной комнате одна где блики от фар мимо машин проезжающих
рисуют тебя со мной/без меня
и я улетела, рассыпалась.
солнечным утром /хотя время суток можешь выбрать по вкусу сам/
я приду с распущенными волосами и в синем платье
побежденной/проигравшей – знаешь, это уже абсолютно не важно
а город твой, который рядом живет и дышит
простужен, разорван на проезжие части,
но ты ходишь пешком, ты ищешь печальным зеленым взглядом
остров свободы, спрятанный в чьем-то кармане
а наша с тобой война, я верю, не закончится никогда
я стойкий воин и трещинки на губах от холода
горячим воском заклеены – больше не разорвать, даже можешь не пробовать
ты же знаешь меня с прошлого тысячелетия
я никогда не смогу уйти сама
свой роман не завершу ни многоточием, ни точкой
вопросительным знаком может быть, если только окончательно не сойду с ума
а небо мне третий год пытается сказать,
что мне не сейчас надо существовать,
а где-то так в веке семнадцатом а может и раньше
жить в Париже, а может каком-нибудь городе Англии
совсем не знать тебя, слушать и вдыхать чужие слова
только я – сейчас, а ты где-то тоже дышишь рядом
я знаю, что мы с тобой еще будем
вместе целовать небо глазами.
(с)
и кислород перекрывает зима,
когда ты приходишь и обнимаешь меня сзади
обжигая каждую клеточку и вдыхая в шею запах табака
я растекаюсь как мед по стенкам холодной стекляшки
как-то слишком до дна в тебя попала
и в глазах, в тебе самом потерялась
не могу не смотреть, как ты разворачиваешься и уходишь
так резко и больно уже несколько раз
я по тебе не курю, и даже почти не думаю днем
только губы не врут и не пробуют что-то чужое
я умирала несколько недель, молчала, дышала
в темной комнате одна где блики от фар мимо машин проезжающих
рисуют тебя со мной/без меня
и я улетела, рассыпалась.
солнечным утром /хотя время суток можешь выбрать по вкусу сам/
я приду с распущенными волосами и в синем платье
побежденной/проигравшей – знаешь, это уже абсолютно не важно
а город твой, который рядом живет и дышит
простужен, разорван на проезжие части,
но ты ходишь пешком, ты ищешь печальным зеленым взглядом
остров свободы, спрятанный в чьем-то кармане
а наша с тобой война, я верю, не закончится никогда
я стойкий воин и трещинки на губах от холода
горячим воском заклеены – больше не разорвать, даже можешь не пробовать
ты же знаешь меня с прошлого тысячелетия
я никогда не смогу уйти сама
свой роман не завершу ни многоточием, ни точкой
вопросительным знаком может быть, если только окончательно не сойду с ума
а небо мне третий год пытается сказать,
что мне не сейчас надо существовать,
а где-то так в веке семнадцатом а может и раньше
жить в Париже, а может каком-нибудь городе Англии
совсем не знать тебя, слушать и вдыхать чужие слова
только я – сейчас, а ты где-то тоже дышишь рядом
я знаю, что мы с тобой еще будем
вместе целовать небо глазами.
(с)
Ты за этим к нему и льнула, привыкала, ждала из мглы –
чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы.
Ты затем с ним и говорила, и делила постель одну –
чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну.
Ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой?
Он еще один верный способ остро чуять себя живой.
Тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь?
Мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь.
Мы такие видали виды, что аж скручивало в груди;
ну какие теперь обиды, когда все уже позади.
Это матч; среди кандидаток были хищницы еще те –
и слетели; а с ним всегда так – со щитом или на щите.
Тебе дали им надышаться; кислородная маска тьмы,
слов, парфюма, простого шанса, что какое-то будет «мы»,
блюза, осени, смеха, пиццы на Садовой, вина, такси,
дай откашляться, Бог, отпиться, иже еси на небеси, -
тебя гладили, воскрешая, вынимая из катастроф,
в тебе жили, опустошая, дров подкидывая и строф;
маски нет. Чем не хороша я, ну ответь же мне, Боже мой, –
только ты ведь уже большая, не пора ли дышать самой.
чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы.
Ты затем с ним и говорила, и делила постель одну –
чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну.
Ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой?
Он еще один верный способ остро чуять себя живой.
Тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь?
Мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь.
Мы такие видали виды, что аж скручивало в груди;
ну какие теперь обиды, когда все уже позади.
Это матч; среди кандидаток были хищницы еще те –
и слетели; а с ним всегда так – со щитом или на щите.
Тебе дали им надышаться; кислородная маска тьмы,
слов, парфюма, простого шанса, что какое-то будет «мы»,
блюза, осени, смеха, пиццы на Садовой, вина, такси,
дай откашляться, Бог, отпиться, иже еси на небеси, -
тебя гладили, воскрешая, вынимая из катастроф,
в тебе жили, опустошая, дров подкидывая и строф;
маски нет. Чем не хороша я, ну ответь же мне, Боже мой, –
только ты ведь уже большая, не пора ли дышать самой.
Ты сказал мне, что мы, вероятно, могли б стать друзьями,
что нам нужно увидеться вечером на аллее,
или в тихой кафешке, где нас
никто не узнает,
что вся бывшая пропасть осталась лишь маленькой ямой:
и ты больше не любишь меня, я тобой
не болею
ты сказал, что за тысячу дней я ни разу не снилась,
и что если я буду свободна,-
тогда в девять тридцать,
и, по-моему, до двадцати девяти моё сердце не билось,
а потом я тебя близоруко искала
в тех лицах,
не похожих совсем на твоё
мне бы взять и разбиться
где-то на переходе дорожном к тебе
потому что не с другом
и не с каждым сидела в такси, и с бокалом на кресле,
где наждачная память водила меня по кругу,
и сознание истончалось листом бумажным,
и три года разлуки, вдребезги, как из стекла:
потому что - любовь
потому что - не умерла
и в обнимку пальцы под одеялом воскресли,
и так жаль,что нельзя вырвать сердце
разбить его пополам,
и оставить в подарок,
чтоб в твой мир не вселилась другая,
чтобы страшные тени не прятались по углам
так совсем неуютно,
когда от себя убегаешь,
- слишком больно -
особенно, если с утра__
что нам нужно увидеться вечером на аллее,
или в тихой кафешке, где нас
никто не узнает,
что вся бывшая пропасть осталась лишь маленькой ямой:
и ты больше не любишь меня, я тобой
не болею
ты сказал, что за тысячу дней я ни разу не снилась,
и что если я буду свободна,-
тогда в девять тридцать,
и, по-моему, до двадцати девяти моё сердце не билось,
а потом я тебя близоруко искала
в тех лицах,
не похожих совсем на твоё
мне бы взять и разбиться
где-то на переходе дорожном к тебе
потому что не с другом
и не с каждым сидела в такси, и с бокалом на кресле,
где наждачная память водила меня по кругу,
и сознание истончалось листом бумажным,
и три года разлуки, вдребезги, как из стекла:
потому что - любовь
потому что - не умерла
и в обнимку пальцы под одеялом воскресли,
и так жаль,что нельзя вырвать сердце
разбить его пополам,
и оставить в подарок,
чтоб в твой мир не вселилась другая,
чтобы страшные тени не прятались по углам
так совсем неуютно,
когда от себя убегаешь,
- слишком больно -
особенно, если с утра__
А иногда вечерами так обидно и больно.
За то, что я не могу тебе написать. Вот так. Ни о чём.
О том, что не спится.
Или о том, что остыл чай.
Мы простонали с тобой столько рассветов.
Столько закатов проводили признаниями.
А сейчас не имеем права даже на банальное «Привет. Как дела?»
©
За то, что я не могу тебе написать. Вот так. Ни о чём.
О том, что не спится.
Или о том, что остыл чай.
Мы простонали с тобой столько рассветов.
Столько закатов проводили признаниями.
А сейчас не имеем права даже на банальное «Привет. Как дела?»
©
и всегда будут такие люди, которых ты будешь любить несмотря ни на что и вопреки всему.
и ждать ты их будешь. всегда всегда.
хоть и будешь думать, что забыла этих людей уже давно.
(с)
и ждать ты их будешь. всегда всегда.
хоть и будешь думать, что забыла этих людей уже давно.
(с)
Последнее время больше всех я верю людям, которые говорят мне "Ну и дуура..."
Однажды [он опять скажет: 'Ну, я пошел.' и будет ждать пока я начну уговаривать остаться, говорить, что без него никак, после чего он молча уйдет, хлопнув дверью] Я скажу: 'Пи#дуй', и он останется.
Привет. Чем занимаюсь? Как всегда по ночам курю пустоту,
Нарушаю советы минздрава, размазываю сопли свои на полу,
Собираю чужие судьбы, на холодильнике-к магниту магнит,
Слушаю глупые песни... А если быть честной, уже тошнит.
Собираю в коробку платья, всех никчемных друзей номера,
Тех кто ждал, любил и (ну вдруг?)верил... Меня нет. Вчера умерла.
Растворилась в полуночном эфире, на магистрали переехал каток.
Передайте им. Пусть поплачут. Подведут долгожданный итог.
Завтра как и прошлым утром приедут люди, заберут и свяжут,
Устроят допрос под твоюмоюнашу музыку, сделав вид, что знают.
И хоть эти зараженные воспоминанием песни внутри все сжимают,
Ты им не пиши. Не пиши. А то нас с тобой точно уже не оправдают.
(с) Пешком по интернету
Нарушаю советы минздрава, размазываю сопли свои на полу,
Собираю чужие судьбы, на холодильнике-к магниту магнит,
Слушаю глупые песни... А если быть честной, уже тошнит.
Собираю в коробку платья, всех никчемных друзей номера,
Тех кто ждал, любил и (ну вдруг?)верил... Меня нет. Вчера умерла.
Растворилась в полуночном эфире, на магистрали переехал каток.
Передайте им. Пусть поплачут. Подведут долгожданный итог.
Завтра как и прошлым утром приедут люди, заберут и свяжут,
Устроят допрос под твоюмоюнашу музыку, сделав вид, что знают.
И хоть эти зараженные воспоминанием песни внутри все сжимают,
Ты им не пиши. Не пиши. А то нас с тобой точно уже не оправдают.
(с) Пешком по интернету
И даже как будто все части на месте. Только с трудом подбираю слово
На вопросы "Кто это?". По привычке отвечаю-"мой дру...", осекаюсь-".. (имя)".
И рушатся стереотипы, что едва успеваешь заметить - запылился уже идол,
Но зато я теперь крепче сплю, как раньше смеюсь. Я теперь - настоящая Freedom.
И возможно выженное-выколотое вырубить. Этот случай тому доказательство.
Можно теперь - не любовь, временное (в год) на тебе помешательство,
Признаваться в чем хочешь. Теперь мысли "с ним на всегда" не ходят тенью,
А тот, кому писала стихи, оказался не тем, ради кого могла бы и в петлю.
Кем были заполнены сны, кем дышала (вогом и сыростью) оказался всего лишь
Привычкой. Сигаретой, не вызвавшей привыкания. Когда лежишь, стоишь,
Засыпаешь - так раньше к нему на встречу. А сегодня проходила около
Его дома. Дождь, грязь и холодно. Окно открыто. И на долю секунды екнуло..
Оттого, что неделю не слышала, не читала и даже не видела - не соскучилась.
Нет, не соскучилась - перед сном каждый день как молитву. Мечта улетучилась.
Теперь даже не жду его, от него ничего - надо сказать спасибо дождливому маю.
И если вдруг случайно встретимся где-то на улице, мне кажется, я не узнаю
На вопросы "Кто это?". По привычке отвечаю-"мой дру...", осекаюсь-".. (имя)".
И рушатся стереотипы, что едва успеваешь заметить - запылился уже идол,
Но зато я теперь крепче сплю, как раньше смеюсь. Я теперь - настоящая Freedom.
И возможно выженное-выколотое вырубить. Этот случай тому доказательство.
Можно теперь - не любовь, временное (в год) на тебе помешательство,
Признаваться в чем хочешь. Теперь мысли "с ним на всегда" не ходят тенью,
А тот, кому писала стихи, оказался не тем, ради кого могла бы и в петлю.
Кем были заполнены сны, кем дышала (вогом и сыростью) оказался всего лишь
Привычкой. Сигаретой, не вызвавшей привыкания. Когда лежишь, стоишь,
Засыпаешь - так раньше к нему на встречу. А сегодня проходила около
Его дома. Дождь, грязь и холодно. Окно открыто. И на долю секунды екнуло..
Оттого, что неделю не слышала, не читала и даже не видела - не соскучилась.
Нет, не соскучилась - перед сном каждый день как молитву. Мечта улетучилась.
Теперь даже не жду его, от него ничего - надо сказать спасибо дождливому маю.
И если вдруг случайно встретимся где-то на улице, мне кажется, я не узнаю
Будь моя воля, я бы, наверное, со своим непостоянством меняла города и страны каждую неделю
Мне бы очень сейчас к тебе, чтоб не слыть никому не нужной,
Как старый бульварный певец, когда голос его простужен.
Когда о кафель бьется фарфор или падает (так кстати) ложка,
Кричу: «К счастью» и тихо себе: «мне до счастья совсем немножко».
Как до Китая пешком, самолетом, автостопом, но я электричкой.
По ночам я пишу свое счастье, а потом беру мокрые спички.
Поджигаю. Горите-горите, мне хотелось, увы, другого
Извините меня, извините. Я сама не пойму – какого.
А пока :«Вам нужно в Китай? Может быть даже нам по пути.»
Мне бы сейчас очень-очень, чтобы просто меня нашли.
Как старый бульварный певец, когда голос его простужен.
Когда о кафель бьется фарфор или падает (так кстати) ложка,
Кричу: «К счастью» и тихо себе: «мне до счастья совсем немножко».
Как до Китая пешком, самолетом, автостопом, но я электричкой.
По ночам я пишу свое счастье, а потом беру мокрые спички.
Поджигаю. Горите-горите, мне хотелось, увы, другого
Извините меня, извините. Я сама не пойму – какого.
А пока :«Вам нужно в Китай? Может быть даже нам по пути.»
Мне бы сейчас очень-очень, чтобы просто меня нашли.
Когда его не было, она мерила утро чашками
Крепкого кофе и звуками тихими Сплина.
На вопросы друзей отвечала: «Неважно. Мы…»
И голос срывался: «Я так хотела родить ему сына…»
И билась в истерике, била фарфор о стены,
Телефон иногда разбивал душную тишину.
Курила одну за одной ненавистные ей сигареты,
Говорила: «Пройдет…И я оживу к утру».
А он ехал на работу, с работы. И так по кругу.
Думал забудется там, но не помогало.
Видел книгу: «Она так любила литературу…»
Запивал эту боль. Но Ёе было мало, мало.
Вспоминал, как она уходила - Не дрогнула.
Шаги вспоминал ее уверенно-быстрые.
Она долго еще помнила – чего это стоило.
А он удивлялся – какая сильная…
Как шептала себе: «Дойти спокойно до двери…»,
И незаметно слезы стирала дрожащей рукой.
Как там по стене : «Неужели, Господи, неужели…»,
Как все надеялась услышать его «Постой!».
Крепкого кофе и звуками тихими Сплина.
На вопросы друзей отвечала: «Неважно. Мы…»
И голос срывался: «Я так хотела родить ему сына…»
И билась в истерике, била фарфор о стены,
Телефон иногда разбивал душную тишину.
Курила одну за одной ненавистные ей сигареты,
Говорила: «Пройдет…И я оживу к утру».
А он ехал на работу, с работы. И так по кругу.
Думал забудется там, но не помогало.
Видел книгу: «Она так любила литературу…»
Запивал эту боль. Но Ёе было мало, мало.
Вспоминал, как она уходила - Не дрогнула.
Шаги вспоминал ее уверенно-быстрые.
Она долго еще помнила – чего это стоило.
А он удивлялся – какая сильная…
Как шептала себе: «Дойти спокойно до двери…»,
И незаметно слезы стирала дрожащей рукой.
Как там по стене : «Неужели, Господи, неужели…»,
Как все надеялась услышать его «Постой!».
Мне бы всего лишь такого человека, от которого не захотелось бы уходить
А она пишет: "У нас послеосень и недозима,
Такое вот межсезонье, когда не согреешься чаем.
Сидишь дома, думаешь не выжить бы из ума,
А просто бы выжить. Вот это и было б счастьем".
Она пишет: "На небе стало чуть больше звезд",
Что ненавидит, но ждет свой 18 день рожденье,
Пишет, чтобы он просто читал, не принимая всерьез,
Но чтобы потом обязательно высказал ей свое мненье.
Она пишет, что в декабре наконец-то уже минус три,
И тогда он просит надевать шапку, чтобы не заболела.
Присылает теплый вязанный шарф, она прижимает к груди,
Заматывает его поутрам, чтобы каждой петелькой к телу.
И в общем-то есть те, кто готов носить ее на руках,
Дарить подарки, водить по ресторанам, клубам, кино,
Смеяться, пряча нос в ее каштановых волосах...
Она к ним, кстати, часто приходит во снах..
Но иногда просто нужен тот, кто дарит шарф,
А вместе с ним и тепло.
Такое вот межсезонье, когда не согреешься чаем.
Сидишь дома, думаешь не выжить бы из ума,
А просто бы выжить. Вот это и было б счастьем".
Она пишет: "На небе стало чуть больше звезд",
Что ненавидит, но ждет свой 18 день рожденье,
Пишет, чтобы он просто читал, не принимая всерьез,
Но чтобы потом обязательно высказал ей свое мненье.
Она пишет, что в декабре наконец-то уже минус три,
И тогда он просит надевать шапку, чтобы не заболела.
Присылает теплый вязанный шарф, она прижимает к груди,
Заматывает его поутрам, чтобы каждой петелькой к телу.
И в общем-то есть те, кто готов носить ее на руках,
Дарить подарки, водить по ресторанам, клубам, кино,
Смеяться, пряча нос в ее каштановых волосах...
Она к ним, кстати, часто приходит во снах..
Но иногда просто нужен тот, кто дарит шарф,
А вместе с ним и тепло.